RE="maxon"]
Цитата:
Мне жаль, что я Вас разочаровываю. Из школьной шпаргалки известно, что доказательств эволюции 5:
1. Биохимические доказательства эволюции.
2. Эмбриологические доказательства эволюции.
3. Морфологические доказательства эволюции.
4. Палеонтологические доказательства эволюции.
5. Биогеографические доказательства эволюции.
Видите ли, эволюция - это не просто процесс изменений. Это процесс адаптации к изменяющимся внешним условиям.
В природе существует множество явлений, которые никогда не подвергались анализу и, будучи представлены в ложном свете, послужили основой для разных ошибочных теорий и гипотез.
Некоторые страны особенно богаты насекомыми, которые в своей окраске или строении воплощают различные условия окружающей среды, или растения, где они живут, или других насекомых. Есть насекомые-листья, насекомые-веточки, насекомые-камешки, насекомые, напоминающие мох или звездочки (например, светляки). Даже общее и поверхностное изучение этих насекомых открывает настоящий мир чудес. Тут и бабочки, чьи сложенные вместе крылья напоминают широкий сухой лист с зазубренными краями, симметричными пятнами, жилками и тонким рисунком; они или прилипают к дереву, или кружатся в потоке ветра. Тут и жуки, подражающие серому мху. Тут и удивительные насекомые, тела которых напоминают маленькие зеленые веточки - иногда с широким зеленым листом на конце. Последних можно найти, например, на черноморском побережье Кавказа. На Цейлоне встречаются крупные зеленые насекомые, которые живут в листьях особого вида кустарника и в точности копируют форму, цвет и размеры листьев этого кустарника.
На расстоянии метра отличить насекомое, которое сидит среди листьев, от настоящего листа совершенно невозможно. Листья кустарника почти круглы по форме, диаметром в полтора-два дюйма, остроконечные, довольно толстые, с жилками и зубчатыми краями, с красной ножкой внизу. Точно такие же зазубрины и жилки воспроизведены на верхней части тела насекомого. Внизу, где у настоящего листа начинается черенок, у насекомого расположено небольшое красное тельце с тонкими ножками и головкой с чувствительными усиками. Сверху его невозможно увидеть: оно прикрыто 'листом' и защищено от любопытных взоров.
Мимикрию (также как и эволюцию) в течение долгого времени 'научно' объясняли как результат выживания наиболее приспособленных особей, обладающих лучшими охранительными свойствами. Так, например, утверждалось, что одно из насекомых могло 'случайно' родиться с телом зеленого цвета. Благодаря этому цвету насекомое удачно скрывалось среди зеленых листьев, лучше обманывало врагов и получило большие шансы на оставление потомства. В его потомстве особи зеленого цвета лучше выживали и обретали больше шансов на продолжение своего рода. Постепенно, через тысячи поколений, появились уже полностью зеленые насекомые. Одно из них 'случайно' оказалось более плоским, чем другие, и благодаря этому стало менее заметным среди листьев. Оно могло лучше укрываться от врагов, и его шансы на оставление потомства возросли. Постепенно, опять-таки через тысячи поколений, появилась разновидность с плоским и зеленым телом. Одно из этих зеленых насекомых в плоской разновидности напоминало по форме лист, вследствие чего удачно скрывалось в листве, получило большие шансы на оставление потомства и т.д.
Эта теория в разных формах повторялась учеными так часто, что завоевала почти всеобщее признание, хотя на самом деле в своих объяснениях она крайне наивна.
Рассмотрев насекомое, похожее на сухой лист, или бабочку, сложенные крылья которой напоминают зеленый листок, или насекомое, которое подражает зеленому побегу с листом на конце, мы обнаружим в каждом из них не одну, не две, не три черты, которые делают его похожим на растение, а тысячи таких черт, каждая их которых, согласно старой 'научной' теории, должна была сформироваться отдельно, независимо от других, так как совершенно невозможно предположить, чтобы одно насекомое вдруг 'случайно' стало похожим на зеленый лист во всех деталях. Можно допустить 'случайность' в одном направлении, но никак не в тысяче направлений сразу. Мы должны предположить или что все эти мельчайшие детали сформировались независимо друг от друга, или что существует особого рода общий 'план'. Допустить существование 'плана' наука не могла; 'план' - это совсем не научная идея. Остается только 'случайность'. В этом варианте каждая жилка на спине насекомого, каждая зеленая ножка, красная шейка, зеленая головка с усиками, все мельчайшие детали, все тончайшие черточки - должны были возникнуть независимо от всех остальных. Чтобы сформировалось насекомое, в точности похожее на лист растения, на котором оно живет, были бы необходимы не тысячи, а возможно, десятки тысяч повторных случайностей.
Изобретатели 'научных' объяснений мимикрии не приняли в расчет математической невозможности такого рода серии 'случайных' сочетаний и повторений.
Если подсчитать сумму преднамеренной и до некоторой степени сознательной работы, необходимой для того, чтобы получить из куска железной руды обычное лезвие ножа, мы ни за что не подумаем, что лезвие ножа могло возникнуть 'случайно'. Было бы совершенно ненаучно ожидать, что в недрах земли найдется готовое лезвие с торговой маркой Шеффилда или Золингена. Но теория мимикрии ожидает гораздо большего. На основании этой или аналогичной теории можно надеяться на то, что в каком-то слое горы мы найдем сформированную естественным путем пишущую машинку, которая вполне готова к употреблению.
Невозможность комбинированных случайностей - именно она долго не принималась во внимание 'научным' мышлением.
Когда одна черта делает животное невидимым на фоне окружающей его среды (как, например, белый заяц не виден на снегу или зеленая лягушка не видна в траве), это можно с натяжкой объяснить 'научно'. Но когда число таких черт становится почти неисчислимым, такое объяснение теряет всякое логическое правдоподобие.
В дополнение к сказанному было установлено, что насекомое-лист обладает еще одной удивительной особенностью. Если вы найдете такое насекомое мертвым, вы увидите, что оно напоминает увядший лист, наполовину высохший и свернувшийся в трубку.
Возникает вопрос: почему, если живое насекомое напоминает живой лист, мертвое насекомое напоминает мертвый лист? Одно не следует из другого: несмотря на внешнее сходство, гистологическое строение обоих объектов совершенно различно. Таким образом, сходство мертвого насекомого с мертвым листом опять-таки представляет собой черту, которая должна была сформироваться совершенно отдельно и независимо. Как объясняет это наука?
Но что она может сказать? Что сначала одно мертвое насекомое слегка напоминало увядший лист; благодаря этому оно имело больше шансов скрыться от врагов, производить более многочисленное потомство и т.д.? Наука не может сказать ничего другого, потому что таков непременный вывод из принципа охранительного или полезного сходства.
Современная наука уже не в состоянии следовать этой линии; хотя она по-прежнему сохраняет дарвиновскую и после-дарвиновскую терминологию 'охранительного принципа', 'друзей', 'врагов', ей уже не удается рассматривать явления сходства и мимикрии исключительно с утилитарной точки зрения.
Были установлены многие странные факты. Известны, например, случаи, когда изменение окраски и формы делает насекомое или животное более заметным, подвергает его большей опасности, делает его более привлекательным и доступным для своих врагов.
Здесь уже приходится отбросить принцип утилитаризма. И в современных научных трудах можно встретить совершенно бессодержательные и смутные рассуждения о том, что явление мимикрии обязано своим происхождением 'влиянию окружающей среды, одинаково воздействующей на разные виды', или 'физиологической реакции на постоянные психические переживания, такие как цветоощущения.
Ясно, что и здесь перед нами вовсе не объяснение.
Чтобы понять явления мимикрии и сходства, наблюдающиеся в животном и растительном мирах, необходим гораздо более широкий взгляд; тогда в стремлении обнаружить их руководящий принцип можно будет добиться успеха.
Научное мышление, в силу своей некоторой ограниченности, не в состоянии его обнаружить.
Идея эволюции проникает теперь во все направления научной мысли. Все науки стараются строить себя в соответствии с принципами эволюции и каждая из них принимает эти принципы на веру. Главный из этих принципов - это развитие высших и более сложных форм из простых и элементарных форм во всех царствах природы, производимое неизбежными и непреложными всеобщими законами. Эволюция принята всеми. Эволюция преподается в школах. Ни одна новая теория не признается приемлемой до тех пор, пока она не будет объяснена с точки зрения эволюции, или не объяснит саму эволюцию. И в то же время, как бы странно это ни казалось, эволюция - это лишь гипотеза, и, к сожалению, гипотеза, которая существует уже очень давно. В научной форме она впервые появилась в теории Канта-Лапласа - позже Дарвин взял ее за основу своих выводов, и вскоре после этого она была обобщена Гербертом Спенсером и введена во все области знания и исследования. Главный толчок развитию идеи эволюции был дан ее применением к биологическим наукам Дарвином и к общей мысли Спенсером.
Как гипотеза эволюция демонстрирует необходимость некой обобщающей системы. Как теория она должна была быть опровергнута очень быстро, потому что еще не было найдено ни одного доказательства для хотя бы приблизительного ее подтверждения. Сказать это - звучит почти странно, так сильно и глубоко вошла эволюция в наше обычное мышление. Но истиной остается то, что ни в одном направлении научного исследования не существует доказательств эволюции. Каждая отдельная линия мысли или знания, которая связывает себя с эволюцией, основывает свои утверждения на других линиях. Ни одна не имеет подтверждений в самой себе и для самой себя.
Из теории эволюции следует, что виды изменяются, и что более простые и элементарные формы производят более развитые и сложные формы. Ничего подобного этому еще не было замечено со времени рождения термина «эволюция». Но факт отсутствия таких наблюдений постоянно заслоняется появлением новых и новых теорий. Когда у биологов спрашивают прямо, они отвечают, что изменение видов не может быть предметом наблюдения, потому что для млекопитающих период, необходимый для изменения одного вида в другой, составляет примерно тридцать тысяч лет, то есть большой астрономический цикл. Но обычные читатели не видят ловушки в этом ответе. Это может быть истинным по отношению к млекопитающим, если общие утверждения эволюционистов правильны, но это не может быть истинным по отношению ко всем классам живых существ, более простым растениям, определенным насекомым и микроорганизмам, то есть это не может быть истинным по отношению к существам, размножающимся с гораздо большей скоростью, чем млекопитающие. И период, необходимый для перехода одного вида в другой, должен быть сокращен пропорционально увеличению скорости размножения. Некоторые растения и насекомые с высокой скоростью размножения должны были дать явные примеры изменения видов за время, прошедшее после Дарвина. Кроме того, за прошедшие десятилетия микробиология должна была дать абсолютное подтверждение эволюционных теорий, если бы в них была какая-то истина.