В попытке после вынужденного перерыва включиться в дискуссию об австрийской экономической школе я, неожиданно столкнулся с серьезными трудностями. Естественного продолжения разговора не получалось ни по одной из «австрийских» тем. Я не говорю уж о ветке, открытой Арсланом, где, на мой взгляд, неверна была начальная постановка вопроса. Разумеется, разорить кулака «по Менгеру» не получится, но история нашей страны показала, что его непросто разорить и «по Марксу». Во всяком случае, на практике, соблюдения условия отсутствия силовых административных мер не получилось. А практика, по тому же Марксу – критерий истины.
Впрочем, и по другим веткам разговор ушел в частные детали, порой существенные, порой не очень. Кажется, наступает такой момент, когда аргументы сторон иссякли, и продолжение разговора по всем веткам становится малопродуктивным без некоторого возврата к уже пройденному. В этих условиях я счел наиболее правильным открытие новой темы, дабы избежать по крайней мере тех отклонений в сторону, которые уже были сделаны.
Если считать, что нами достигнуто соглашение о стоимости, как некоторой количественной мере товара, то не столь уж сложно проследить логику Адама Смита и Маркса. Для начала рассмотрим пример, некогда уже приводившийся Максоном, только заменим для корректности обезьян на мыслящих людей. Итак, встречаются двое. Один набрал к завтраку бананов, а другой апельсинов. Возникает мысль разнообразить фруктовое меню, путем обмена части бананов на часть на часть апельсинов. В каком отношении надо менять фрукты? Максон считает, что для принятия решения стороны не должны учитывать труд. Но так ли это? Допустим, что, скажем, апельсины достаются без особого труда. Недавним ветром посбивало их на землю. Подбирай и ешь на здоровье. Но в этом случае, какой смысл меняться владельцу бананов? Зачем отдавать свои кровные бананы, если апельсины можно получить и без этого? В обмене появляется необходимость лишь в том случае, когда для получения и бананов и апельсинов требуются трудовые затраты. В этом случае предполагаемый результат будущего труда меняется на результат уже свершенного труда.
Перейдем к товарному производству. Повторюсь, что стоимость – это количественная мера товара. Вне производства, очевидно, стоимость, или товарная масса, может только уменьшаться. Увеличение происходит лишь в процессе производства. Рассмотрим это поподробнее. Для простоты возьмем простое кустарное производство и предположим, что жители изолированного населенного пункта обмениваются результатами своего труда. Допустим, сапожник за день делает 5 пар обуви. Что происходит при этом? Вместо кожи, ниток и других товаров – сырья трудом сапожника создается новый товар – обувь. Но можно сказать и иначе: увеличилось за счет труда количество товара. Если 5 пар обуви не хватит на то, чтобы сапожник мог обеспечить себя на один день сырьем, а также продуктами питания и другими необходимыми товарами, при условии, что трудится он наравне с другими, то он вправе считать профессию сапожника невыгодной. Естественно предположить, что через какое-то время число сапожников сократится. Потенциальные сапожники будут выбирать другую профессию. В результате сократится производство обуви, спрос на обувь возрастет, и возрастет ее цена.
Таким образом, мы не только убедились, что приращение стоимости эквивалентно вложенному труду, но и обнаружили механизм, обеспечивающий выполнения закона стоимости.
Что же меняется, если мы рассмотрим капиталистическое производство? Существенной разницы нет. Но, если предположить, что готовый товар реализуется по стоимости, то тот же сапожник для обеспечения себе прежнего уровня жизни должен теперь в день делать не 5, а, скажем 6 пар, поскольку он должен не только компенсировать хозяину стоимость предоставленного сырья и износ орудий производства, но и обеспечить прибыль. Механизм получения прибыли капиталистом описывает уже Маркс при помощи введенного им понятия прибавочной стоимости.
Прежде, чем перейти к ошибкам австрийской школы, хочу заметить, что возражения Менгера и Бем-Баверка адресованы по сути Адаму Смиту, хотя название работы Бем-Баверка, с которой начались наши споры, красноречиво свидетельствует о желании возразить именно Марксу.
И второе предварительное замечание: Максон, на мой взгляд несколько преувеличивает положение, которое занимает австрийская школа в политэкономии Запада. Вводная статья В.С.Автономова,
http://ek-lit.agava.ru/ausabout.htm из библиотеки, ссылку на которую дал Максон, поможет вернее оценить истинное положение. Автор достаточно благожелателен к австрийским экономистам. Однако в статье отмечено, что в 30-годах прошлого столетия
австрийская школа была близка к полному забвению и возродилась лишь в 70-х годах стараниями Л. Мизеса и Ф. Хайека. Кроме того, не соответствует действительности представление о том, что австрийская школа не встречала серьёзной критики.
Как уже отмечалось в наших дискуссиях, Карл Менгер строит теорию на совершенно иных основаниях, чем классическая экономика и, в частности, теория Адама Смита. Ценность по Менгеру это не просто иное понимание, не просто акцентирование внимания на разных сторонах, но это совершенно иное понятие по отношению к стоимости, рассматриваемой Адамом Смитом. Это признает, и даже подчеркивает Менгер, а вслед за ним и Бен-Баверк. Как настаивает Менгер, ценность не есть свойство товара или блага. Ценность по Менгеру это субъективное суждение людей о значении находящихся в их распоряжении благ.
Казалось бы, тут пока нет почвы для возражений. Ученый волен вводить новые понятия и давать определения. Об определениях спорить не вполне корректно. Но тут следует иметь в виду три момента:
1. Менгер не просто дает определение. Он пытается его обосновать, а обоснование вполне корректно подвергать критике.
2. Во вскользь брошенной фразе говорится о том, что и потребительская, и меновая ценность «составляют два понятия, подчиненные общему понятию ценности» (имеется в виду ценность в определении Менгера). Но подчинять объективные понятия субъективному совершенно антинаучно.
3. Вообще определение какого-либо понятия, как субъективного суждения автоматически выводит это понятие за рамки научного исследования. Предметом любой науки является объективная реальность.
Максон, в ходе нашей дискуссии вполне обоснованно указал на то, что и в понятии трудовой стоимости есть определенная доля субъективности. Но разница с определением Менгера весьма существенна. В сущности, есть доля субъективности в определении точного значения почти любой объективной меры. Но сама мера от этого не перестаёт быть объективной. Мы можем на глаз, или, взяв в руку, прикинуть вес камня. Это будет
субъективная оценка веса камня. Но можно ли отрицать объективный вес камня, или считать его подчиненным субъективной оценке?
По некоторой исторической случайности основоположники австрийской школы оказались однокашниками – учились на юридическом факультете Венского университета. На мой взгляд, именно это обстоятельство создало у Максона ощущение логичности рассуждений Менгера и Бем–Баверка. Профессиональные юристы должны обладать способностью говорить убедительно даже тогда, когда не уверены в своей правоте. Я не утверждаю, что Менгер или Бем–Баверк сознательно вводили в заблуждение своих читателей. Но профессиональная интуиция позволяет им строить рассуждения таким образом, чтобы следующий за ними читатель не натыкался на явные противоречия.
Противоречия в работах австрийцев главным образом маскируются субъективизмом. Причем субъективизм не доводится до логического конца. Иначе исчезло бы и само определение ценности. «Ценность, господа присяжные заседатели» – должен был бы заявить последовательный субъективист – «это то, что вы под сим словом подразумеваете». Что фактически равноценно отказу от какого-либо определения. Но Менгер признаёт, что субъективное мнение о ценности может быть ошибочным. Это находится в противоречии с определением. Ведь ценность по Менгеру и есть это самое мнение. Субъект тут провозглашается в своем мнении непогрешимым, как папа римский. Можно говорить об ошибке, когда чье-то мнение расходится с объективной реальностью, но, когда за эталон берется само мнение, отсутствует противоречие и логическое основание говорить об ошибке. Менгер достаточно пространно рассуждает о факторах, от которых зависит ценность. Факторы эти в достаточной мере объективны. Но субъективное мнение может складываться под воздействием множества факторов. Какой же смысл выделять лишь некоторые из них? И есть ли уверенность, что некоторые из нерассмотренных факторов не окажут существенного влияния? Скажем, говорится о наличии в распоряжении некоторого количества блага. Но ведь мнение о ценности может зависеть и от наличия других благ или неприятностей. Допустим, у меня есть автомобиль «Жигули». Тогда запчасти к этому автомобилю мне нужны, а запчасти к «Мерседесу» нет. И зачем мне персидский порошок, если у меня нет клопов?
Логически необоснованно предположение, что субъективная ценность выражается числом. На это указывали, по-видимому, многие критики и Беем-Баверк в работе «Основы теории ценности хозяйственных благ» посвящает ответам на критику две главы. Ответы, на мой взгляд, не убедительны. Но об этом, а также об австрийской критики Маркса, в следующий раз. Для открытия темы сказано более, чем достаточно.